Я повесил трубку и уставился в пространство. Но в этом пространстве идеи не витали.

— Что-нибудь посоветуешь? — спросил я у Мортона.

— Разве что вернуться под видом раскаявшегося дезертира.

— Я уже обдумал эту идею. И отверг. Меня попросту расстреляют.

— А я могу дать совет? — спросила Ниби.

— Ну разумеется.

— Поедем в город вдвоем. У нас тут театральная труппа с превосходными гримерами и костюмерами. Загримируем тебя под старика, а я буду твоей дочерью и водителем.

— Превосходно! — и в порыве энтузиазма я вскочил на ноги, обнял Ниби и поцеловал. И быстро сел, потому что во мне началась буря, которая разметала все полезные мысли. Это прекрасная, умная, привлекательная девушка, и надо все это выкинуть из головы на время.

— Мой брат отведет тебя в театр, а я позабочусь о транспорте. Просто нет слов, как я рада, что могу тебе помочь! Это так здорово! Гораздо интересней, чем в школе.

— А что ты там изучала?

— Вулканологию. Я без ума от магмы и шлаков. Когда спускаешься в кратер…

— Отлично. С удовольствием тебя послушаю, но позже. Ладно?

— Ладно… А вот и мой брат.

Поезд, которым я возвращался в Беллегаррик, состоял из двух вагонов и предназначался, по-видимому, специально для меня. Мортон, провожавший меня, выглядел виноватым, но не мог скрыть радости, что остается. Попрощавшись с ним, я с кряхтением поднялся в тамбур, опираясь на трость — ведь я был убеленным сединами старцем, а в подобный образ необходимо вжиться. Седая борода, слезящиеся красные глаза, морщины, как на голенище старого сапога, — иными словами, в лингском театре работали профессионалы. Специальная упряжь под одеждой сгибала меня в три погибели.

Поезд мчался быстро и без остановок, и довольно скоро мы прибыли к месту назначения. На платформе нас ожидал черный автомобиль. Водитель вышел и распахнул перед нами дверцу.

— Вам приходилось водить такую машину? — спросил он.

Ниби кивнула.

— Отличная модель.

— Вы правы. — Он показал, где находится электрогенератор, а где — двигатель. — Экологически чистый, — добавил водитель.

Ниби уселась за руль, и меня вдавило в спинку сиденья многократной перегрузкой. Мы пулей понеслись по пустой дороге.

— Перед заставой я приторможу. Правда, здорово? Давай выжмем предельную скорость, а?

— Н-не… не надо! — прохрипел я. — Хоть я и глубокий старик, мне еще не охота сводить счеты с жизнью.

Расхохотавшись, Ниби сбросила скорость примерно до звуковой. Она неплохо знала дорогу — наверное, благодаря велогонкам. Внезапно она нажала на тормоза. Мы потихоньку свернули за угол, где путь преграждали барьеры.

— О, шалопаи! — воззвал я к военным, грозно потрясая тростью. — Зачем вы перегородили дорогу?

Ко мне неторопливо подошел толстый капитан, что-то выковыривая из зубов. Наверное, остатки саморазогревающейся колбасы.

— Не ори, старый хрыч. Куда прешь?

— О, неужели ты такой дурак, каким выглядишь, или ты не слышал, что приказал твой самый главный начальник? Городские служащие должны вернуться в город. Я — инженер-электрик, и если тебе нужен свет в уборной и холод в холодильнике, немедленно пропусти меня!

— Побереги глотку, папаша, — проворчал офицер. Тем не менее он отошел и жестом велел двум сержантам отодвинуть барьер. Рядовых я поблизости не заметил и мысленно пожелал сержантам, чтобы перемена деятельности пошла им на пользу.

Мы поехали дальше и, когда застава скрылась из виду, остановились возле видеофонной будки. Я выбрался из машины и, ковыляя, как заправский ревматик, вошел в будку.

— Ты уже в городе? — спросил Стирнер.

— Только что прибыл.

— Очень хорошо. Встретимся у входа.

— У входа? А где он?

— На площади Марка Четвертого, разумеется. Где еще, по-твоему, он может находиться?

Хороший вопрос. А мне-то показалось, что там только статуя. Мне и невдомек было, что Марк — это резиденция Марка.

Пока мы туда добирались, я избавился от всего, в чем уже не было нужды, — начиная с упряжи. Бороду, правда, оставил — на тот случай, если по пути нам встретятся патрульные. И они встретились.

— Притормози, — велел я Ниби. — Не стоит привлекать к себе внимание.

Сержант, возглавлявший патруль, устремил на нас пылающий взгляд. Я игнорировал его, зато с любопытством посмотрел на его подчиненных. Когда патруль сворачивал за угол, последние двое солдат отделились и метнулись в открытую дверь здания. И исчезли. Выходит, дезертиры не только не возвращаются — их число растет!

Отлично! Если так пойдет и дальше, в армии Зеннора скоро останутся только офицеры и сержанты, а с таким контингентом войну не выигрывают.

На площади я сорвал бороду и избавился от морщин, тем самым сбросив лет сорок. Стирнер уже ждал возле статуи.

— Хотел бы я пойти с тобой, — сказал он.

— И я, — подхватила Ниби. — Наверное, потолковать с Марком было бы просто здорово. Но идти к нему непрошеными нам нельзя.

— Как туда войти?

Стирнер показал на маленькую бронзовую дверцу в пьедестале.

— Сюда.

— А ключ?

Стирнер и Ниби в изумлении уставились на меня:

— Какой еще ключ? Не заперто!

— А, ну конечно, — пробормотал я. Подумать только! Сотни, нет, тысячи лет эта дверь открыта, и никто не удосужился войти!

Они торжественно пожали мне руку. Как если бы вы попрощались с настоятелем местной церкви, вздумай он взобраться по лестнице на свидание с богом.

Ручка была тугая, повернуть ее было трудно. Я толкнул дверь, она медленно отворилась, тихонько скрипнув. Вниз вели пыльные ступени. Вспыхнул свет, одна лампочка, как видно, перегорела. Надеюсь, Марк Четвертый еще не перегорел. Я чихнул, когда мои ноги потревожили пыль веков. Последовал долгий спуск вниз. Лестница заканчивалась в маленькой комнате, где была большая, покрытая золотом дверь. На ней бриллиантами были выложены бессмертные слова: «Я СУЩЕСТВУЮ, СЛЕДОВАТЕЛЬНО, Я МЫСЛЮ». А пониже красовалась надпись, сделанная маленькими красными буквами: «Пожалуйста, вытирайте ноги!»

Перед дверью лежал коврик. Я вытер ноги, глубоко вздохнул и взялся за ручку, изготовленную из цельного рубина.

Дверь бесшумно отворилась (похоже, петли были недавно смазаны), и я вошел в просторное помещение. Там было сухо, гудел кондиционер. Посреди комнаты стоял Марк Четвертый. В точности такой, как на портретах. С той лишь разницей, что от него к множеству стоящих поблизости аппаратов шли провода.

Шкалы приборов вспыхнули, и телекамера повернулась в мою сторону. Встав напротив нее, я с трудом подавил желание отвесить поклон. Кто его знает, как приветствуют разумную машину?

Марк Четвертый молчал, и мне становилось все неуютней. Я кашлянул.

— Я полагаю, вы — Марк Четвертый?

— Разумеется. А кого еще вы ожидали здесь гррк…

Голос сменился жутким скрежетом. На передней панели отскочила крышка, и из отверстия повалил дым. Я разозлился.

Отлично! Просто замечательно! Сотни лет этот электронный всезнайка бездельничает в склепе, храня в ячейках памяти мудрость веков, а стоит мне войти и задать один-единственный вопрос, он взрывается и издыхает… Скверная шутка.

За спиной у меня загудело, и я отскочил, повернулся и принял защитную стойку. Но это оказался всего-навсего робот-ремонтник на колесиках. Он подъехал к Марку Четвертому и сунул в отверстие клешнеобразный манипулятор. С хрустом выдрав оттуда перегоревшую деталь, робот бросил ее на пол, вставил новую и убрался восвояси.

— Нет, — глубоким, звучным голосом ответил Марк Четвертый. — Я не взорвался и не издох. Это случилось с блоком имитации голоса. Я слишком давно им не пользовался. Ты — инопланетник Джим ди Гриз.

— Совершенно верно, Марк. Для машины, давным-давно не вылезавшей из склепа, ты неплохо осведомлен.

— А зачем мне вылезать, Джим? Я же компьютер. Какая разница, где расположен мой главный процессор?

— Правильно, я об этом как-то не подумал. — Я уступил место роботу-уборщику, подобравшему с пола негодную деталь. — Ладно, Марк. Если ты знаешь, кто я такой, то тебе, наверное, известно, что творится в городе.